Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Полуденное солнце заливало комнату косыми, теплыми лучами. На булыжниках площади, у собора, курлыкали, толкались голуби. Марта, поигрывая пером, задумчиво повторила: "Любовница".

— Да, — Джон сидел на подоконнике, обхватив колено руками. "У меня в Париже работает отличный человек, но он двойной агент. Его хозяева — формально, — иезуиты. Они очень подозрительны. Обыскивают его квартиру, рабочий кабинет, могут подослать к нему кого-нибудь…, В общем, я хочу, чтобы он жил спокойно".

— Со мной, — бронзовая бровь взлетела вверх.

— Для вида, разумеется, — герцог повернулся к ней. "Мы вам снимем хорошую квартиру, у вас будет салон, — у моего человека отличные знакомства, — будете появляться с ним в обществе, в театрах, и пару раз в неделю он будет ночевать у вас".

— А что, — поинтересовалась Марта, — иезуиты меня проверять не будут? И потом, мне же понадобятся слуги, у меня Тедди на руках…

— Будут, конечно, — Джон набил трубку, и, покосившись на девушку, улыбнулся: "А что вас проверять? Миссис Марта де Лу, из Квебека, вдова. Документы я вам сделаю, разумеется. А слуги, — он выпустил клуб дыма, — не будут врываться к вам в спальню в середине ночи, поверьте. Он вам будет все рассказывать, а вы — шифровать и пересылать донесения, я вам объясню — как. И конечно, если кому-то из моих людей понадобится безопасный дом в Париже — он остановится у вас. Или она. Мне давно надо было это сделать, но не подворачивалось никого подходящего, — Джон вздохнул.

Марта покачала носком черной, шелковой туфли и рассмеялась: "А я, значит, вам подвернулась".

— Простите, — Джон покраснел. Он взглянул на еле заметные веснушки на ее переносице: "Через год они обвенчаются, конечно. Да что там, — через полгода, держу пари. Зачем я ей нужен, я ее на два десятка лет старше. Поставь меня рядом с Теодором, понятно, на кого она смотреть будет. Ну и пусть венчаются, для работы так только лучше".

Девушка поднялась, — Джон тут же встал, — и протянула ему руку: "Я подумаю и дам вам ответ. Я только хочу вас предупредить — я не буду работать против своей страны, никогда. Это я колонии имею в виду, — пояснила Марта.

Джон тяжело вздохнул: "Поверьте мне, я не собирался вас заставлять. Я колониями вообще не занимаюсь. У нас с королем Георгом и членами кабинета министров немного разные точки зрения на их судьбу".

— А какая у вас точка зрения? — Марта стояла совсем близко. Он увидел, как играют изумруды на ее крохотном, детском золотом крестике. Сквозь черные кружева, закрывающие декольте, ее кожа казалась совсем белой, как снег.

— Как будто в детстве, — вдруг подумала девушка. "Когда мы с папой охотились, осенью, вдвоем, и разжигали костер. Так же пахнет — хвоей, влажными листьями, дымом…"

Джон откашлялся, избегая ее взгляда: "Я с самого начала считал, что им надо быть независимыми. Там другая страна, не Британия, и другие люди. Вот, как вы, например".

— От вас, — серьезно заметила Марта, — это комплимент, мистер Джон. Я сейчас иду встречаться с Бромли и управляющим моими счетами. На обратном пути оставлю вам у привратника записку. Всего хорошего.

Она вышла. Джон, повертев в руках оловянную чернильницу, зло пробормотал: "Ты еще подарок им на свадьбу посылать будешь, и детей у них крестить. Старый дурак, — он потер лицо руками. Позвонив в колокольчик, Джон велел появившемуся на пороге мужчине: "Принеси мне те папки, что Теодор привез, по вольным каменщикам".

Марта спустилась по мраморным ступеням. Распрощавшись с Бромли, взглянув на портик Банка Англии, она усмехнулась: "Уезжаю в деревню. Тедди якобы уже там. Хотя вряд ли они забредут на кладбище. Мистер Джон сказал, что крест уберут, ночью, через два-три дня. Надо будет еще в контору порта сходить, посмотреть — может быть, Мэтью осмелел, и под именем Майкла Смита уплыл. В мужском костюме отправлюсь, так легче с ними будет разговаривать".

Она дошла до собора Святого Павла и посмотрела на узкую улицу в его тени. "Мистер Джон, — подумала Марта, прислонившись к колонне, закрыв глаза. Вокруг было шумно, на булыжниках чирикали воробьи, ржали лошади. Она, почувствовав тепло солнца на своем лице — вздохнула.

На каменном полу, лежали золотые пятна солнечного света. Большая, широкая кровать была укрыта шкурами. У окна, за конторкой сидела маленькая, худенькая, пожилая женщина. Запечатав письмо, поднявшись, она наклонилась над постелью. Старик, что лежал, опираясь на подушки, открыл один голубой глаз. "Сейчас отдам Марте, — женщина показала письмо, — и вернусь. Как ты себя чувствуешь?"

— Не уходи…, - старик часто подышал, — надолго, мадам Мари.

— Я сорок лет рядом с тобой была, — она наклонилась и потерлась носом о сухую, морщинистую щеку, — и сейчас тоже буду, мой Волк.

Он протянул худую руку и взял ее тонкие, костлявые пальцы. "Старшего сына пережил, — грустно сказал старик, — и внуков от него тоже. Думал ли я? Этьенну потом пошлите весточку с индейцами, может, и дойдет, вроде жив он был, тем годом. Анри…, где его искать…, - старик поморщился и велел: "Иди, любовь моя".

Женщина вздохнула. Тихо закрыв за собой дверь, она позвала: "Марта!". Дочь высунулась с кухни, бронзовые, непокрытые по-домашнему волосы засверкали в солнечных лучах: "Как папа, матушка?"

— Недолго осталось, — женщина помолчала и протянула ей письмо: "Это последнее, от нас. Дальше уж вы с Пьером сами. Вы знаете все, не первый год, — она улыбнулась, глядя в зеленые глаза дочери. На белой шее играл, переливался крохотный, золотой крестик. "Пьер свой в Лондоне оставил, как сюда венчаться ехал, — вспомнила женщина, — они же с Майклом — лучшие друзья. Так правильно, пусть он у Кроу будет".

— Держи, — женщина стянула с пальца, кольцо с синим алмазом. "Это Теодору вашему, а он пусть дальше передает. И пусть женится, двадцать лет ему уже. Как вернутся они с Пьером с севера — скажи, что мы велели".

— Мама! — вдруг, испуганно сказала Марта. "Мама, не смей, я запрещаю!"

Женщина коротко усмехнулась: "В конторке моей письма найдешь — там для сестры твоей, в Нортумберленд, для Кроу…, Отправь всем. А запрещать — она взялась за косяк двери и кивнула в сторону спальни, — даже он мне ничего запрещать не мог. Иди сюда, — она перекрестила дочь и поцеловала высокий, белый лоб. "Люблю тебя, милая, — тихо сказала Мэри. Обняв женщину, она добавила: "Все будет хорошо, дочь Генри Гудзона, все будет хорошо. Мы поспим с отцом".

Мэри устроилась на постели и вдруг подняла голову. "Даже и не сомневайся, — сказала она, ласково, кому-то. "Ты сильная девочка, вся в нас. Ты справишься. Детей своих береги только, а то видишь, — тонкие губы чуть искривились, — как у нас получилось. Но у тебя — все по-другому будет. Ты у нас молодец".